По следам подземного гарнизона

Аджимушкайские записки

В истории Великой Отечественной войны оборона Аджимушкайских каменоломен занимает особое место. Пять с половиной месяцев продолжалась героическая борьба подземного гарнизона. Ни голод, ни газы не сломили стойкости советских воинов. «Умираем, но не сдаемся!» передавали они из мрака бесконечной ночи. Не сдались, почти все погибли. Ушли в бессмертие.

…Сквозь узкую щель выхода из каменоломен вижу укутанный в светло-зеленый саван туманной дымки горы Митридат и разрушенный Аджимушкай. Рассветает… В последний раз вглядываюсь воспаленными от бессонницы и ядовитых газов глазами в закопченные лица товарищей. Молча прощаемся…

Пора. Сжимаю крепче автомат.

— За Родину! Вперед!

Яростное «ура» последних защитников подземной крепости тонет в грохоте выстрелов и взрывов. Вижу: падает один вражеский автоматчик, другой. Еще очередь… Еще… Нестерпимая боль прожгла грудь. «Прямо в сердце», успеваю только подумать, и земля уходит из-под ног…

— Вставай, комиссар…

Сердце бьется гулко, кажется, сейчас вся экспедиция проснется от этого колокольного звона. Сорок второй год медленно и тяжело отпускает меня. Надо мною стоит Жора, Георгий — наш «будильник».

— Время, — повторяет он.

На фосфористом циферблате командирских часов — 6.30. Я выползаю из спального мешка, тихо поднимаюсь и, осторожно ступая среди спящих моих товарищей, из «комнаты отдыха» выхожу на «кухню». Начинается мое дежурство по подземному лагерю.

Из дневника комиссара экспедиции: «Февраль 1985 года. «Штаб» экспедиции в тупике, в стороне от основного штрека. На «столе» (плоский камень) горит «летучая мышь», рисуя желтоватым светом на стенах огромные причудливые тени. В углу потрескивает свеча…

Третий день, как мы — студенты Ростовского государственного университета и молодые рабочие из Новошахтинска ушли на десять дней под землю — в Аджимушкайские каменоломни. Теперь небо, вернее, лоскуток неба, видим только сквозь воронки от бомб. Над головой десять — шестнадцать метров камня, сухого песчаника. Температура + 5 градусов, ни тебе осадков, ни ветров-ураганов.

Десять суток будем жить и работать на автономном режиме под землей, где солнечный свет заменят керосиновые лампы, факелы и шахтерские фонари. Задача экспедиции — продолжение поиска документов и реликвий подземного гарнизона».

В начале мая 1942 года в Крыму началось немецкое наступление под кодовым названием «Охота на дроф». Три армии Крымского фронта оказались под угрозой окружения и разгрома. Танки Манштейна смяли их позиции, за десять дней боев советские войска потеряли на полуострове более 160 тысяч человек. В последний момент командование приняло решение оставить город Керчь и переправить остатки советских дивизий на Таманский полуостров. Спешный отход наших войск прикрывал сводный отряд полковника Павла Ягунова. Приказ – стоять насмерть, не дать фашистам прорваться к берегу пролива, не дать врагу танками смять наши войска. Бойцы Ягунова остановили немцев, дали армиям возможность закрепиться на другом берегу, но сами так и не получили приказ на оставление занятой позиции. О них командование забыло.

После четырех дней ожесточенных боев бойцы Ягунова и другие подразделения Красной армии оказались в тылу врага, и отряд, вооруженный фактически только стрелковым оружием, без запаса боеприпасов и продовольствия вынужден был уйти в каменоломни на окраине Керчи. Под скалу ушли и другие разрозненные подразделения. Командование гарнизоном Аджимушкая принял на себя участник Гражданской войны, бывший начальник Бакинского пехотного училища полковник Павел Максимович Ягунов. Вместе с бойцами под землей укрывались и тысячи мирных жителей.

Оборона подземной крепости в историю двадцатого века вошла как «Керченский Брест». Немцы здесь впервые в истории Второй мировой войны применили здесь против людей боевые отравляющие газы. Авиация, артиллерия, танки чуть ли не ежедневно атаковали обезвоженных и обессиленных бойцов. Немцы взрывали кровлю каменоломен авиационными бомбами и заживо погребали людей под завалами. Почти полгода в полной темноте, без воды, без еды бойцы не только выживали, но и боролись. Они регулярно ночами выходили наверх, совершали налеты на посты фашистов, уничтожали их склады и технику.

Из дневника комиссара экспедиции: «Февраль 1985 года. Совсем недавно все это для меня было историей, историей героической, но запечатленной в книгах, узнанной из рассказов друзей. Не первый год студент факультета журналистики Ростовского госуниверситета Владимир Щербанов собирал экспедицию, и в летние и в зимние каникулы ребята уходили под «скалу». На свои средства отправлялись в неблизкий путь — Керчь, Аджимушкай. Там — постоянно низкая температура, повышенная влажность, физически тяжелая работа, опасная кровля штреков, взрывоопасные предметы… Но ребята возвращались оттуда какие-то серьезные, словно что-то открыли в себе.

Я с завистью смотрел на поисковиков и все не решался поговорить с руководителем экспедиции. Знал, что членов экспедиции подбирают основательно, существует даже что-то вроде неписаного морального кодекса участника поиска. Вот, наконец, три года назад ко мне подошел Володя.

— Поехали, комиссар…

Так Великая Отечественная война вошла и в мою жизнь. Кажется, навсегда».

В первый день устраиваем лагерь. Его разбили в одной из тупиковых «комнат», где во время войны предположительно находился третий батальон подземного гарнизона под командованием капитана В. Левицкого. Предприняли защитные меры от возможного нападения крыс: подвесили к потолку все продукты, бидоны с запасами воды плотно закрыли. Затем приступили к работе. Район поиска — запасной выход подземного гарнизона. Есть и первая находка — пятиконечная красноармейская звездочка с кровью алеющими остатками эмали. Бережно передаем из рук в руки немое свидетельство того времени.

Из дневника руководителя экспедиции В. Щербанова: «Февраль 1985 года. Слабым пламенем горит на столе-камне «летучая мышь», освещая тусклым светом углы нашей комнаты. Но даже в полумраке чувствую взгляд черных глаз Алика. Он все видит, все улавливает, даже урезает свою порцию скудной пищи, хотя есть после работы хочет не меньше других.

  Груня Абрамова смотрит поверх очков и спрашивает:

  —  А ведь не все продумали до отъезда – комиссара-то экспедиции у нас нет?

  И я, не задумываясь, говорю:

 — Комиссар он и есть комиссар. Алик Абдулгамидов был комиссаром оперотряда общежития №1 РГУ. Хорошим был комиссаром. Нарушители его побаивались, ведь даже с друзей спрашивал круто, если они пытались проигнорировать правила общежития. Но за это же его все и уважали. И даже сейчас, когда он уже год не в оперотряде, если что случится в «единице», спешат все к нему за помощью, советом. Так и закрепилось за ним в общежитии на Турмалиновской его звание – комиссар.

  Паша Семиноженко улыбнулся:

 — Ну, тогда, комиссар, готовь политинформацию после приема последних сводок».

Постепенно втянулись в подземную жизнь. После завтрака наша «медицина» Надежда внимательно осматривает всех и раздает таблетки. Высокая влажность сказывается: почти у всех насморк, а у Жоры поднялась температура. Решили оставить его на «базе» под присмотром Нади. А сами уходим «на работу», освещая дорогу факелами (экономим энергию шахтерских фонарей).

Третий день поиска оказался на редкость удачным. Почти десятичасовая работа дала очень интересные находки. Валера Лесков и Валера Сипетин «забурились» в один из завалов на глубину почти два метра. Телефонная трубка, листки различных инструкций, четырехгранный штык и настоящая печать. Герб СССР и надпись по кругу «Главное артиллерийское упр. Зак. фронта».

Это, конечно, удача, но главное событие этого дня было впереди. Володя Щербанов и Надя обнаружили под одной из стен останки трех бойцов. Они похоронены друг подле друга на плащ-палатке. А рядом над ними на стене нацарапано: «Погибаем, но не сдаемся».

В глубоком молчании стоим над останками бойцов. Опять не нашли никаких документов. Мы не первый раз находим такие братские могилы, но никак не можем привыкнуть к смерти, к бесследному исчезновению людей из жизни. Снова перед нами пропавшие без вести. Хочется от досады и бессилия плакать… На «базу» возвращаемся медленно. Затихшие, вздрагивающие — то ли от холода, то ли от того, что совсем недавно пережили.

Из дневника комиссара экспедиции: «Февраль 1985 года. Работаем маленькими группами — по двое-трое. Вначале дружно переворачиваем большие камни-плиты, затем лопатами убираем тырсу-труху, остающуюся после резки камня. Вот и первая находка — граната. Лопату в сторону.Завалы дают нам богатый улов взрывоопасных предметов: гранаты, снаряды, мины… Это стихия начальника и Паши Семиноженко. Соблюдая все меры безопасности, они работают с этими «подарками».

Глаза внимательно следят за освещенным пятачком, а руки осторожно перебирают тырсу и мелкие камни. Под ними — нарукавная нашивка политрука, патроны, гильзы…

— Начальник! — это Валера Лесков. Он протягивает на ладони черный эбонитовый пенальчик. Солдатский медальон. Володя Щербанов, кажется, не верит своим глазам: это редкая удача. Его волнение передается всем. Но пенальчик, увы, пустой: нет верхней части крышки — будто срезана. А возле прохода под карнизами лежит человек. Человек из сорок второго года. Время сделало все, чтобы до нас не дошло ни его имя, ни фамилия. Еще один солдат Великой войны «о дальнейшей судьбе, которого сведений не поступило». Так война входит в нашу жизнь. В тишине отчетливо слышу всхлип: кто-то из наших девчонок плачет.

… Вечером в темных галереях звучат простуженные голоса, выводящие старые фронтовые песни. Перед отбоем включаю радиоприемник. В мои комиссарские обязанности входит и связь с Большой землей. Слушаем последние известия».

Неопытному человеку в каменоломнях легко заблудится. Улицы и проспекты здесь растянулись на десятки километров. В этих скалах сотни лет камнерезы пилили белый сухой известняк. Вырубая пласт за пластом, они уходили дальше под землю. За спиной оставались лабиринты ходов, которые то сходились, то расходились. Постепенно под землей образовался запутанный клубок ходов.

Глаза еще не привыкли к темноте, и луч света кажется бледным и незрячим. Каской то и дело тыкаюсь в кровлю. Впереди Сергей Михайлович Щербак и Володя Щербанов (по-свойски мы называем его Начальником). Они время от времени обстукивают буртовкой (железным прутом) «потолок» подземелья. Звук чистый – не обвалится, не опасно. Продолжаем движение. Широкая галерея сворачивает налево, потом опускается вниз. Еще одни поворот и лучи фонарей протыкают черноту, высвечивая закопченные от костров и светильников стены.

На пути один завал, другой. Дальше буквально проползаем на животе под нависшей кровлей. Снова поворот. Мы уходим все дальше и дальше, в малоисследованные районы. На километры протянулись бесконечные лабиринты подземных коридоров с сотнями ходов, с узкими галереями, и уму непостижимо, как Сергей Михайлович ориентируется в этом хаосе путей и перепутий. Наверное, сказывается большой опыт.

С. М. Щербак — заведующий Аджимушкайским филиалом Керченского историко-археологического музея. Более 20 лет жизни участник войны полковник запаса Щербак посвятил изучению истории Аджимушкая. Восстановил многие неизвестные страницы этой героической эпопеи. Неутомимый энтузиаст, словно не знает усталости. Бесчисленные переписки, работа в архивах, научное руководство поисковыми экспедициями…

Из дневника комиссара экспедиции: «Февраль 1985 года. Здесь, в Аджимушкае, я впервые услышал о дагестанце, который храбро воевал в катакомбах. О нем нам рассказал симферопольский журналист Владимир Биршерт – автор очерка «Гвардия подземелья», опубликованного в популярном журнале «Вокруг света».

«Из четырех взводов пограничников и одного взвода морских пехотинцев была сформирована сводная рота. Перед ее бойцами поставили задачу занять оборону на высоте 104, оседлать дорогу, ведущую через село Баксы в сторону переправы, и удерживать ее. Взвод лейтенанта Гунашева занял трехсотметровый участок в центре. Пограничники понесли большие потери, но приказ был выполнен: враг к переправам не прошел. Потом была беспримерная оборона подземной крепости…» — симферопольский журналист не скрывал своего восхищения дагестанцем.

Мало кто в этом аду выжил: почти все командиры и бойцы погибли. Одни погибли после газовых атак, другие – от голода и жажды, третьи – в схватках с фашистами. И многие из них до сих пор остаются погребенными под завалами Аджимушкайских каменоломен и считаются пропавшими без вести. Лейтенанту Гаджи Гунашеву из села Ругуджа Гунибского района повезло – он выжил в каменоломнях, но почти без сознания попал в плен, бежал из концлагеря и оказался в Греции. Там, в горах Пелопоннеса, он воевал в отряде греческих партизан. После войны Гунашев вернулся в Дагестан. Родина подвиги лейтенанта-пограничника оценила по достоинству – в отличие от сотен тысяч красноармейцев, побывавших в плену, его не отправили в лагеря. О наградах и речи не было. Он скромно жил и работал в Махачкале. К сожалению, мне не удалось встретиться с Гаджи Гунашевым, фронтовик умер в 1986 году».

Я чуть приотстал, ребята где-то впереди растворились в царстве вечного мрака. Тушу фонарь. Наступила кромешная тьма и тишина. Тишина особая — давящая, накатывающая, острая, как нож. Она изредка нарушается капелью. Дзинь, дзинь…

Защитники Аджимушкая по капле собирали воду. Путь к колодцу, который находился у главного входа в каменоломни, был отрезан: немцы круглосуточно обстреливали этот пятачок. Бойцы в сплошной толще камня днем и ночью стали пробивать к нему наклонную галерею, чтобы набрать воду, не выходя наверх. Но фашисты, видимо, по стуку догадались о работе в катакомбах, сверху подготовили шурфы, заложили в них взрывчатку и подорвали кровлю. Почти готовый подземный ход был уничтожен, под завалом погибли также бойцы, которые пробивали путь к колодцу.

«Враг остервенел совершенно. Рвет катакомбы, засыпает проходы, стреляет из минометов и артиллерии, но нам хоть бы что. Только вот с водой дело ухудшилось совершенно… Хотя бы сто граммов – жить бы можно, но дети, бедные, плачут, не дают покоя. Да и сами тоже не можем, во рту пересохло…», — читаем мы в дневнике политрука Александра Сарикова, найденном в подземелье.

Аджимушкаец Гаджи Гунашев в своих воспоминаниях тоже рассказывает страшную правду из жизни тех, кто сражался в Крыму с врагами: «…Я лежу на ящиках из-под патронов, раненая нога снова беспокоит. Все думы о воде, мучает жажда. Санитары не разрешают лизать стены, от известняка у многих раны на губах и языке. Легче и лучше сосать металлические предметы, многие держать пистолеты в руках, от сырости они становятся влажными, и время от времени ствол пистолета держим во рту».

Тишина давит, из темноты, кажется, кто-то за тобой следит, меня невольно охватывает страх. Я включаю фонарь и оглядываюсь по сторонам. В луче света на ржавой проволоке, прикрученной к вбитому в кровлю гвоздю, вспыхнула капля. Чистая, прозрачная капля влаги. Вода… О ней бредили раненые, ее по крохам высасывали из каменных стен «сосуны» — особый отряд заготовителей воды. Вместе с влагой в их горло попадали мелкие частицы камня. «Сосуны» заболевали и умирали. За полкружки воды для детей и раненых.

На ржавой проволоке набухает большая капля. Вот-вот она сорвется вниз. Я осторожно попробовал ее губами. Она как слеза, соленая. И спешу по темным галереям к друзьям.

Из дневника комиссара экспедиции: «Февраль 1985 года. Со дна глубокой воронки вижу: наверху глубокая ночь, ночь, полная звезд. Вдалеке на горе Митридат горит вечный огонь. Не могу спать спокойно. Перед глазами — останки трех красноармейцев, обнаруженных накануне. Какими они были? Похожи ли мы на них? И ребятам, видно, не легче. Когда думаешь о тех девятнадцати — двадцатилетних, кажется, они намного старше нас, даже тех, кому уже за двадцать пять. Лучше нас. Потому что они — солдаты, до конца верные присяге, выстоявшие и в нечеловеческих условиях! Они — защитники Родины.

Работа под землей – не легкая прогулка. Ежедневно разбираем завалы, просеиваем каждую горсть земли и ищем без устали документы, предметы быта, медальоны. Работаем под многометровым слоем земли в сырости и в темноте, чтобы вернуть из небытия хотя бы одного солдата. Нередко находим останки, очень редко рядом медальон – черная эбонитовая капсула. И плачем, не стесняясь своих слез, когда в «смертнике» пусто или пожелтевший и ломкий листок бумаги из медальона не заполнен: опять ни имени, ни фамилии. Своей маленькой работой мы хоть немножко стараемся искупить вину перед ними. За то, что мы живем, дышим, радуемся. За то, что мы есть. Война, как сказал один из участников экспедиции, каждого касается. И мы лезем под «скалу» не только, чтобы вести поиск реликвий и документов, мы идем по следам подвига, ведем поиск чего-то важного в самом себе…

В последние дни, разделившись на маленькие группы, работаем в районе Политотдела. Рядом с нами свидетели событий сорок второго года: Константин Николаевич Дубравин и Николай Федорович Татарников. Наши аджимушкайцы. Они рассказывают об однополчанах и благодарят нас за работу: «Спасибо, сыновья, святое вы делаете дело. Война давно закончилась, но немало людей все еще ждут весточек от отца, деда, брата, ушедших на фронт или хотят узнать, где они погребены. Здесь, в катакомбах наших еще много лежат. Нельзя, чтобы солдаты остались безымянными. Они были настоящими героями».

Работаем второй час. Нашли четырехгранный штык, кобуру от нагана, гранату. Вижу, как сосредоточенно просеивают грунт Володя Рогальский, Паша Семиноженко, Дима Шербанов. И вдруг…

— Он, — дрогнувшим голосом говорит Валера Лесков, самый везучий из нас. У него в руках — «смертник» -медальон. Настоящий. Целый. Невредимый.

Позже, наверху, в музее, мы дрожащими руками развернули полуистлевшую записку и с волнением прочли: «Мели… Али Мефарович… 1908 года рождения… Аз. ССР.г. Баку… р-он Уджары… г/совет Уджарский… ст. Уджары… Отец: Расулов Исмаил Магомедович…» Кто он? О чем мечтал? Чем жил? Живы ли родные и близкие? Вопросы ждут ответа».

Историки говорят, что более 4 миллионов наших соотечественников, сражавшихся с немецкими захватчиками в годы Великой Отечественной войны на разных фронтах, считаются без вести пропавшими. До сих пор не известно ни место гибели, ни место захоронения воинов, спасших мир от фашизма.

Под вечер под одним из завалов обнаружили останки двух офицеров – на истлевших фрагментах петлиц капельками крови сверкала эмаль «кубарей». В нагрудном кармане одного из них обнаружили две свернутые вчетверо листочки. Один – бланк «Арматурной карточки на предмет вещевого довольствия». Слова «Арматурная карточка» перечеркнута и сверху чернилами выведено «Вместо аттестата». Второй листок – денежный аттестат. Документы выданы 1 мая 1942 года Буйнакским пехотным училищем. На Крымфронт командир, видимо, попал перед началом трагедии.

Все замерли, не слышно даже дыхание поисковиков. В лучах нескольких фонарей читаются строки: «Выдано лейтенанту Янгузарову Ибрагиму Гусейновичу».

Через год найдутся родственники лейтенанта, поисковики получат из Грузии письмо от его сестры Магиры Гусейновны Янгузаровой: «Я случайно узнала о своем брате, прочитав материал в журнале «Вокруг света» №11 за 1986 год, и о том, что он честно погиб с оружием в руках. Мы, все родственники, глубоко тронуты этим радостным для нас известием…»

Поиск в каменоломнях ведется с 70-х годов. Поисковикам, к счастью, удалось вернуть имена более тысячи безымянным солдатам. Их родственники теперь знают где погиб их дед, отец, сын, брат.

Из дневника комиссара экспедиции: «Февраль 1985 года. Часто к нам наведываются наши маленькие разведчики Ваня и Владик, местные мальчишки. Как будто они говорят о другом мире: «у нас снег», «наверху моросит», «жуткая слякоть, холодно». А у нас тепло, плюс 7, сухо.

Сегодня проводил очередной политобзор по страницам (фрагментам) газеты «Вперед, за Родину!», найденной под завалами подземного гарнизона. Словно сама история заговорила. Скупые строки о Тегеранской встрече… Сводка Совинформбюро от 8 декабря 1943 года об освобождении города Кременчуга, наших сел и деревень…

Работали недалеко от Бутовского выхода и видели белые сугробы. Снег. Зима в самом разгаре. А у нас температура плюс 4… Находки: проржавевшие каски, полуистлевший солдатский башмак, искалеченная детская игрушка…

Ночью опять снился военный сон. Мы — последние защитники катакомб, ведем неравный бой, но никто не дрогнул. Стояли насмерть, как те из сорок второго…».

Из дневника руководителя экспедиции В. Щербанова: «Февраль 1985 года. Последний день подземной вахты. 11 часов 30 минут. Яркий дневной свет ударил в глаза. После двухсот сорока часов подземных выработок необъятный поток света и морозного воздуха: даже немножко покачивает. Останавливаюсь возле обрушенного выхода, чтобы немного привыкнуть к солнечному миру. И хотя над Керчью сегодня пасмурно: небо то и дело сыплет мелким снежком, солнце чувствуется даже сквозь серые облака.

Хватаясь за острые края известняка и стебли сухой травы, осторожно выбираюсь по обледеневшему склону в огромную воронку. Сзади слышу громкое дыхание ребят. Но они не спешат подниматься на поверхность, стоят в темноте, смотрят на снег, щурятся и молчат. Сбрасываю объемистый рюкзак к ногам и спешно готовлю фотоаппараты: надо сделать снимок, снимок выхода из глубин катакомб участников зимней десятидневной экспедиции «Аджимушкай». Глаза слезятся. Долго не могу навести на резкость, отвык от такого света…».

Мы идем мимо шиповника с алыми брызгами. Усталые, закопченные. Будущий юрист, всегда сосредоточенный и внимательный Паша Семиноженко, горячий, но надежный в любом деле студент факультета журналистики Жора Чекалов, его коллега балагур и весельчак Володя Сипетин, воспитательница детского сада, наша сестра милосердия Надежда Щербанова, неунывающая «боевая подруга» верный товарищ филолог Груня Абрамова. За ними, с тяжелой поклажей, идет рассудительный человек, истинный рабочий Дима Щербанов. Валера Лесков, водитель местного автообъединения, работоспособности и энтузиазму которого мы всегда поражались, опять недоволен — сколько еще неизведанных осталось мест.

Руководитель экспедиции Володя Щербанов — чуть в стороне, прищуриваясь от дневного света, снимает и снимает. Мы идем, покачиваясь, словно матросы, попавшие на берег после трудного рейса. Впереди – поселок Аджимушкай. Вереница туристов тянется к выходу из каменоломен, где, словно из-под земли, поднимаются высоко в небо пилоны величественного Мемориала. На его фасаде скульптуры солдат подземного гарнизона. На их лицах – несгибаемая воля и решимость бороться до конца. Они погибли, но не сдались.

Из дневника комиссара экспедиции: «Май 2019года. Почти сорок лет командир экспедиции «Аджимушкай» ростовчанин Владимир Кириллович Щербанов ведет поисковиков по следам защитников подземной крепости. С годами слово «Аджимушкай» для нас, журналистов, юристов, математиков, филологов и физиков, стало паролем. Аджимушкаец, значит – свой, надежен. А старый лозунг «Никто не забыт, ничто не забыто» на этой героической земле для нас наполнился высоким смыслом: мы искали без вести пропавших в Великой Отечественной войне безымянных героев. И позже, когда мы уже работали после вуза кто в редакции, а кто в прокуратуре или в милиции, мы с нетерпением ждали отпуск, чтобы опять поехать в свой Аджимушкай, небольшой поселок на окраине Керчи, снова спускались в каменоломни. И снова шли по следам подземного гарнизона.

Теперь другие поколения уходят в каменоломни. Они продолжают поиск без вести пропавших солдат. И они верят, что впереди новые открытия: до сих пор не найдены списки личного состава отряда полковника Ягунова и журналы боевых действий. Пока мы помним о павших – они живы».

Алик Абдулгамидов,

комиссар Всесоюзной экспедиции «Аджимушкай»