Его судьба – яркий пример того, что в выборе профессии надо слушать свое сердце. Он проявил твердый характер и посвятил всю жизнь музыке. Мальчишка из дагестанской глубинки шел к своей мечте неутомимо, и стал одним из самобытных композиторов современности. Его обширное музыкальное творчество вошло в сокровищницу духовного наследия страны. Заслуженный деятель искусств РФ, лауреат государственных и республиканских премий Магомед Гусейнов.
Мечта
Вечерами сельчане собирались в полутемной аульской избе-читальне, которая освещалась керосиновой лампой. Там был установлен единственный в селе радиоприемник «Родина-47», и люди приходили в этот очаге культуры, чтобы послушать концерт дагестанской музыки из Махачкалы. Магомед и его школьные друзья Муса, Кариб и Насир обычно устроивались за спинами взрослых на деревянных скамейках и вместе со всеми с нетерпением ждали, когда Ахмед-халу – заведующий читальней включить радиоприемник, работающий от большого аккумулятора.
Вот как известный композитор Магомед Гусейнов вспоминал свои детские впечатления о встрече с музыкой: «Легкий щелчок и маленькой красной точкой загорелась индикаторная лампа. Диктор, ведущий концерт, глубоким баритоном объявил: «Лезгинская народная песня «Шахсенем». Поет солистка хора Даградиокомитета Рагимат Гаджиева в сопровождении трио народных инструментов.
Полилась музыка. На фоне печального однотонного звука балабана, серебристый звук тара вел грустную мелодию вступления. Затем спокойным, мягким голосом в грудном регистре вступил кристально чистый женский голос».
Взрослые и дети с замиранием сердца слушали чистый, словно горный ручей, звонкий голос певицы. Рагимат Гаджиева завораживала слушателей, уносила их в другие миры. Она одинаково хорошо пела лезгинские, аварские, кумыкские, табасаранские и азербайджанские песни.
Каждый день юный Магомед с нетерпением ждал вечера, чтобы в избе-читальне снова слушать чарующие ритмы народных мелодий. Со временем село Хлют, как и другие населенные пункты Дагестана, радиофицировали. Теперь концерты из Махачкалы и из Баку можно было слушать, не выходя из дома.
По воспоминаниям Магомеда Азизхановича, музыкой он «заболел» в пятом классе, тогда же впервые стал сам сочинять мелодии. Правда, слагались они только в его мыслях. А когда из радиоприемника звучали народные мелодии, школьник испытывал неизъяснимую радость. Особенно нравилось ему яркое и пронзительное звучание аккордеона, хотя этот инструмент он впервые увидел только на страницах журнала «Музыкальные товары», который однажды случайно попался в руки в библиотеке. Влюбленный в инструмент пятиклассник нередко рисовал аккордеон «Красный партизан» в своих тетрадях, что возмущало учителей. Увлечение музыкой педагоги не одобряли, отнимали рисунки и рвали их в клочья.
Серьезно не воспринимали увлечение ребенка и в семье. Отец – участник войны, вернулся с фронта инвалидом, был человеком мягким. Он редко повышал голос. Но, не смотря на физические увечья, за справедливое дело мог пуститься и в кулачный бой. А единственного сына отец воспитывал не назойливыми назиданиями. Он привил Магомеду любовь к труду, глубокое уважение и почитание к старшим.
Отец хотел, чтобы Магомед стал врачом или инженером. Музыку как профессию для сына он не рассматривал. Семья любила народные песни, и в доме на стене, как и у многих сельчан, висел чунгур, но отец только один раз снял его, чтобы поиграть для дорогих гостей.
Как-то Магомед увидел в райунивермаге маленькую гармошку. Стоила она 207 рублей — чуть меньше половины средней зарплаты сельхозработника. Отца он попросил дать деньги на ее покупку. Но отец отказал, сказав строго: «Ты неплохо учишься в школе, окончишь 10 классов, поступишь в институт и овладеешь настоящей профессией».
В доме наступила напряженная тишина. Мать, которая всегда была на его стороне, и та не посмела заступиться. В это время неожиданно заработало радио, зазвучала гармошка. Музыкант вдохновенно играл народную мелодию. Пронзительная по своему эмоциональному накалу музыка очаровала его своей возвышенной красотой, она взволновала его душу, щеки мальчишки разгорелись, глаза засверкали. Охваченный восторгом от красочных ритмов, Магомед неожиданно заплакал.
«Даже спустя полвека я хорошо помню эту мелодию и могу повторить ее. После первых же фраз музыки у меня невольно покатились слезы. Хотя я был еще 12-летним подростком, мне было стыдно за слезы. Не в силах их остановить, я положил руки на стол, опустил на них голову и беззвучно продолжал плакать», — напишет уже известный композитор через многие годы в своей автобиографической книге «Годы и ритмы».
Отец не выдержал слез сына. Он тяжело вздохнул, достал из шкафа деньги, пересчитал и ничего не сказав, положил их на стол. Но Магомед их не видел, он как будто был под гипнозом и продолжал слушать эту волшебную музыку, которая звала его в неведомый мир. «Это был мир, как тогда казалось, бесконечной чарующей любви и радости, — вспоминал Магомед Азизханович. — Гораздо позже пойму, что мир настоящей музыки, как и любого другого высокого искусства – это отражение нашей многогранной жизни с ее радостями и тревогами».
Экзамены
После окончания сельской семилетки Магомед приехал в Махачкалу. Родные были уверены, что он продолжит учебу в городской школе. Но юноша, вопреки запретам, прибыл в столицу республики за своей мечтой — учиться музыке.
Был август 1955 года. Он не без труда в незнакомом городе нашел дом №21 по улице Оскара. Во дворе музыкального училища небольшими группами стояли молодые люди. Кто-то пришел с баяном, а кто-то — с чунгуром. Магомед, который плохо говорил по-русски и никогда не видел «живых» нот, стоял в стороне, смотрел на этих самоуверенных городских юношей и переживал: «Вряд ли мне, мальчишке из далекого Рутульского районе, посчастливится вместе с ними учиться в музыкальном училище».
Скоро его вызвали на экзамен. Зайдя в зал, Магомед немного растерялся. За столом комиссии сидели серьезные люди: педагоги, училища, представители городских властей и министерства культуры. А на небольшой сцене за роялем сидел выдающийся советский композитор Готфрид Гасанов.
После небольшого замешательства Магомед поднялся на сцену. Тогда для абитуриентов, приехавших из сельских районов республики и не имеющих музыкальную подготовку, был введен специальный экзамен – проверка музыкального слуха, памяти, ритма и т.д. И этот экзамен принимал сам основоположник дагестанской профессиональной музыки.
Готфрид Алиевич спросил, как фамилия абитуриента и откуда он приехал. Потом, одобрительно кивнув головой, он сыграл на рояле лезгинскую народную мелодию «Сладкая речь» и попросил ее повторить. Магомед замялся, сказал, что петь не хочет, он приехал учиться музыке. Композитор мягким голосом объяснил, что для того чтобы узнать есть ли у него музыкальные способности надо проверить и голос. Однако увидев, что мальчишка не собирается петь, попросил вызвать следующего абитуриента.
Магомед вышел из зала с опущенной головой, комок, подступивший к горлу, мешал дышать, в глазах стояли слезы. Он не помнит, как долго просидел во дворе училища под тутовым деревом. Очнулся, услышав свою фамилию. Во время перерыва Готфрид Гасанов, показывая в сторону неудачливого абитуриента, что-то говорил директору училища. Иван Савченко подозвал его к себе, сказал, что ему дают еще один шанс. Он посоветовал выполнить все задания председателя приемной комиссии, и добавил, что Готфриду Алиевичу важно, чтобы музыке учились как можно больше ребят с «народной музыкой в крови».
Магомед еще раз зашел на экзамен. Пел, отстукивал ритмы, определял количество звуков в аккордах. «Поздравляю, молодой человек, вы успешно прошли испытания», — с доброй улыбкой сказал экзаменатор. Готфрид Гасанов всегда был вежлив, на равных разговаривал с учащимися и с педагогами, ко всем обращался на «вы».
Школьника из Рутульского района Магомеда Гусейнова приняли на дирижерско-хоровое отделение. Учился он самозабвенно, с упоением утоляя жажду знаний. Каждый день в 5 утра он приходил в училище. С трудом перепрыгивал через высокие железные ворота, которые закрывались на ночь, чтобы попасть в класс с фортепиано. До начала занятий по расписанию он исполнял этюды. А днем сидел на занятиях, где талантливые педагоги Ирина Трофимова, Патимат Гаджиева, Иосиф Варшавский, Владислав Селевко прививали своим ученикам трепетную любовь к искусству.
Русскую и зарубежную музыкальную литературу в училище преподавал Готфрид Гасанов. Это были любимые занятия Магомеда. Виртуозной игрой на рояле Готфрид Алиевич иллюстрировал свои уроки. «Он одинаково легко играл и изящный «Танец Анитры» Э. Грига и сложнейшую «Лунную сонату» Л. Бетховена. Его яркие рассказы о великих композиторах прошлого, об их бессмертных произведениях и, наконец, его блестящую игру на рояле мы всегда слушали с огромным вниманием», — вспоминал Магомед Азизханович.
Своего учителя Магомед Гусейнов называл великим композитором и истинным патриотом, который стремился подготовить для республики новое поколение музыкантов. Именно Готфрид Алиевич основал музыкальное училище, создал Дом художественного воспитания детей, был первым художественным руководителем Дагестанского государственного ансамбля песни и танца.
В дальнейшем весь творческий путь композитора Магомеда Гусейнова от первых шагов становления как музыканта озарен личностью Готфрида Гасанова. Магомед хотел быть похожим на своего наставника. Композитор вел скромный образ жизни, дважды лауреат Сталинской премии и автор первой дагестанской национальной оперы «Хочбар» снимал две комнаты в частном доме на улице Буйнакского. Не смотря на большие заслуги перед республикой, Готфрид Гасанов, человек высокой культуры, не обращался к властям с личными просьбами. Он сохранял независимость и достоинство в жизни и в творчестве.
Готфрид Гасанов еще в 20-е годы в составе художественно-музыкальной экспедиции верхом на лошадях побывал в Акушинском, Хунзахском, Ботлихском, Унцукульском и Буйнакском районах. Потом посетил села Южного Дагестана. В этих поездках познакомился с народными певцами, музыкантами, собрал уникальные образцы местного фольклора, записал около 300 песен и мелодий. На своих занятиях в училище он, прежде всего, прививал учащимся любовь к народному искусству и всегда находил время для поддержки юных дарований, стремящихся посвятить свою жизнь музыке.
Дебют
После окончания музыкального училища Магомеда направили в Дербент, в Дагестанское культпросветучилище. С раннего утра это учебное заведение напоминало разбуженный улей. Из маленьких классных помещений, прозванных педагогами «норками», до позднего вечера были слышны звуки тары, баяна и пианино.
Учащиеся полюбили молодого энергичного преподавателя. Магомед не имел первоначальной подготовки игры на фортепиано в объеме хотя бы музыкальной школы. И чтобы лучше подготовиться к занятиям, он оставался на ночь в училище. Не раз уснувшего за инструментом педагога поутру будила техничка.
Директор училища Паша Газиев по-отцовски заботливо относился к учащимся и педагогам. Однажды встретив Магомеда, как всегда не выспавшегося, с мягким акцентом произнес: «Слушай, ты как спичка похудел, прекрати по ночам играть на пианино. Я сторожу скажу, чтобы он на ночь закрывал классы».
Мечты о высоком искусстве не давали покоя, Магомед готовился поступать в московский вуз. Он продолжал по ночам старательно играть не только гаммы и этюды, но и труднейшие произведения Листа, Бетховена, Шопена и других композиторов. Он знал, что в престижный институт преимущественно поступают отлично подготовленные выпускники московских музыкальных школ и музыкальных училищ союзных республик.
Магомед успешно сдал экзамены в Московский государственный институт культуры, началась радостно-суетливая студенческая жизнь: концертные залы, театры. Учебу в институте он совмещал с работой. В Химкинском Доме культуры преподавал фортепиано, аккомпанировал уроки ритмики в Московской общеобразовательной школе №146, вел хоровой кружок в Черкизовском Доме культуры метростроя. Зная, что родители нуждаются в деньгах, он каждый месяц высылал им денежные переводы.
«Время было расписано по минутам. В 5.45 подъем, пять минут на то, чтобы попить кофе, собраться, три минуты – добежать до электрички, пять минут – от электрички до школы. Потом Дом культуры. А в свободное от занятий и работы время начиналась насыщенная культурная жизнь. Могли бесплатно по студенческим билетам посещать Большой театр, другие театры и концертные залы.
Москва тогда была добрая и приветливая. Трудно было даже предположить, что с конца ХХ века, с развалом СССР, нас станут называть «лицами кавказской национальности»», — вспоминал Магомед Азизханович.
Получив зачатки композиторского образования в институте культуры, он вернулся в культпросветучилище, где не только преподавал, но и стал активно заниматься творчеством. Считал себя подмастерьем, трудился, не уставая. Там в это время работали опытные преподаватели и талантливые композиторы Джамшуд Ашуров и Баба Кулиев. Они обратили внимание на способного молодого специалиста. Его талант и работоспособность – обещали серьезное композиторское будущее.
«Невозможно переоценить их влияние на мое творчество и становление как композитора. Я им искренне доверял, я им показывал свои первые произведения. Они были снисходительны и очень доброжелательны ко мне и к моим первым сочинениям» — вспоминал позже Магомед Гусейнов.
Молодой преподаватель тогда понял, что слово не всегда способно передать мысли и идеи, заложенные в произведениях. А вот музыке все чувства доступны. Именно музыке он доверяет самые сокровенные переживания без страха быть непонятым. Там, в Дербенте, Магомед Гусейнов написал свою первую песню «Родная земля». Наставники включили ее в отчетный концерт преподавателей и студентов, который подготовили для показа по Дагестанскому телевидению. В конце 60-х годов телезрители впервые услышали от диктора имя начинающегося композитора – «музыка Магомеда Гусейнова».
Вдохновленный первым успехом, он все свободное время теперь занимался композиторским творчеством. Скоро Магомед написал две эстрадные песни на лезгинском языке. На русском языке уже прозвучали несколько песен дагестанских композиторов, а на национальных языках это были первые опыты.
«Закончив работу над песнями в клавире, которые написал в современных ритмах, я отправился на радио в Махачкалу. Здесь совсем недавно главным дирижером симфонического оркестра был назначен один из самых талантливых музыкантов нашего времени Магомед Абакаров. Клавиры моих песен «Песня Саяд» на слова Ибрагима Гусейнова и «Моя Родина — Дагестан» на слова Тагира Хрюгского он внимательно посмотрел и одобрил», — вспоминал Магомед Гусейнов.
Но интриги среди музыкантов чуть не сорвали дебют начинающегося композитора. На худсовете, где обсуждались его сочинения, одна из известных в республике солисток выступила против принятия этих песен в долгосрочный фонд Гостелерадио. Не имея других аргументов, она громко сказала, что песни похожи на азербайджанские. Авторитетную солистку робко старались поддержать и некоторые другие члены худсовета.
Известный композитор, музыковед и дирижер Сейфула Асадулаевич Керимов взял слово. Он добродушно посмотрел на «критиков». Композитор понимал, куда они клонят. Так обычно в творческих кругах некоторые завистливые коллеги старались всячески помещать появлению новой яркой песни у другой исполнительницы. Сейфула Асадулаевич, снисходительно улыбаясь, твердо заявил: «Эта музыка Южного Дагестана. И как хорошо, что наконец-то появились эстрадные песни на национальном языке. Эти песни не только лезгинские, в них даже есть интонации и рутульской музыки, откуда ее автор».
Через месяц Магомед услышал свои песни по радио в исполнении Сульгии Гаджиевой. Красивого тембра голос певицы в сопровождении многоголосного оркестра в современном обрамлении эстрадно-симфонического звучания приводил слушателя в восторг. Так он начал свой творческий путь, как самодеятельный автор незатейливых песен, и, как писал музыковед Манашир Якубов, «с необычайной целеустремленностью, с редким упорством и трудолюбием овладел «ремеслом» композитора от азов музыкальной грамотности до больших высот гармонии, полифонии, инструментовки».
В творчестве Магомеда Гусейнова любимый народный жанр – песня стала занимать особое место. Кроме эстрадных сочинений о патриотизме, любви, родной земле, он написал также цикл песен для детского хора «Песни самых счастливых». К вершинам композиторского мастерства он шел упорно, дерзко и неутомимо.
Камертон искренности
На работу он приходил раньше всех, садился за фортепиано в маленьком кабинете и звуки музыки заполняли коридоры Дома радио. То они были мягкими, то нервными. Мелодия то уносила случайных слушателей вдаль, то ввергала в бездну. В этих звуках была и ярость, и нежность, и надежда. Так в ранние утренние часы мысли и эмоции композитора о нашем беспокойном современном мире превращались в музыку.
В начале 70-х годов Магомед Гусейнов оставил пост директора Мамедкалинской музыкальной школы и перешел на работу в Гостелерадио старшим редактором музыкального радиовещания на русском языке. Симфонический оркестр, хоровой коллектив, оркестр народных инструментов и эстрадный ансамбль — более 120 артистов стали его подопечными. Он должен был координировать их работу, составлять ежемесячные планы всем четырем коллективам, готовить фондовые записи и концерты на предприятиях. Кроме того, старший редактор отвечал за ежедневные концерты по радио и телевидению и обменные музыкальные программы для других республик.
«Творчески работать удавалось только в выходные дни, когда на радио людей было не так много, и здесь в тишине я мог спокойно заниматься своими произведениями», — вспоминал Магомед Гусейнов.
Руководители Союза композиторов Дагестана нередко командировали его в Дома творчества Музфонда при Союзе композиторов СССР. В Дилижане, Старой Рузе, Иваново и Репино вдали от городской суеты в комфортных условиях круглый год работали над созданием своих сочинений и маститые, и молодые композиторы со всех республик страны, обменивались опытом. Занятия с опытными музыкантами в Домах творчества, самостоятельное изучение классиков и современной музыки дали свои результаты. Одной из крупных композиторских работ Магомеда Гусейнова стал концерт-поэма для фортепиано с оркестром «Контрасты», рожденный во время таких творческих поездок.
«Обычно в концертах для фортепиано с оркестром или других жанрах, написанных для этого состава, часто музыка несет мажорный праздничный характер. Я решил противопоставить фортепиано с оркестром. В музыке как бы идет вечная борьба между Добром и Злом», — вспоминал Магомед Азизханович в своей автобиографической книге «Годы и ритмы».
Еще в ранних его сочинениях слушателей поражали необыкновенная яркость образов и выразительных средств. Критики и коллеги тоже высоко оценили музыкальную фантазию для эстрадно-симфонического оркестра «Краски Юга», «Концерт для гобоя с оркестром», симфонические картины «Музыкальные краски Дагестана», вокальные циклы «Боль и радость» и «Осень в Лезгистане». Они отметили, что «композитор Магомед Гусейнов имеет ярко выраженное творческое лицо, его музыку можно узнать с первой ноты».
«Я люблю народную музыку. Она самая чистая и честная музыка. Мне обидно, что она уходит в прошлое, профессиональные музыканты к ней почти не обращаются», — говорил уже известный композитор Магомед Гусейнов.
Выполняя заветы своего учителя Готфрида Гасанова, он обращался к фольклору народностей, ранее не привлекавшего внимания композиторов: рутульцев, цахуров и агульцев. Он по праву здесь стал первооткрывателем. Сиюта «Рутульские эскизы», «Цахурские мотивы» и «Агульские мотивы» — в этих произведениях проявился ярко выраженный национальный характер, любовь к родному краю, природе, народу.
Критики отмечали, что «его сочинения отличаются индивидуальной неповторимостью образного строя, музыкального языка и стиля». «Музыка ваша свежа, оригинальна, современна. Она представляет образец служения своему народу», — написал коллеге известный композитор Ширвани Чалаев. В отличие от многих своих коллег, которые бесконечно перепевали обороты старинных лирических мелодий и, по словам музыковеда Манашира Якубова, «обкрадывали сокровищницу народного искусства», Магомед Гусейнов естественно соединял интонации и ритмы национального фольклора с современными эстрадными или симфоническими выразительными средствами.
По оценке критиков, несомненной самобытностью и профессионализмом отмечены произведения, в которых он воспользовался богатством народных мелодий, песен, напевов и танцевальных мотивов: «Радранские ритмы», «Лезгинская рапсодия для тара с оркестром», «Забытая мелодия для гобоя с оркестром», «Забытая мелодия для кеманчи с оркестром» и другие. В них светлая грусть, светлая боль, нередко — трагедия, но всегда есть надежда на лучшее.
Композитор часто вспоминал импровизированные концерты в доме однокурсника Хийирбега Асланбекова из Ахты в далекие годы учебы в музыкальном училище. Во время каникул он на несколько дней оставался у гостеприимного друга. Обычно за широким длинным столом в его доме собиралась вся большая семья, которая очень любила старинные песни. Во главе с виду немного мрачноватый, обладающий могучим басом, хозяин дома Исабег-халу. Магомед и Хийирбег в центре. После чаепития Хийирбег натягивал кожу на своем барабане, а Магомед вытаскивал из футляра осетинскую гармошку.
«И комната наполнялась волшебными звуками музыки. После небольшого проигрыша сестра Хийирбега Света, своим светлым голосом объемного тембра тихо начинала петь народную песню. А когда в припеве песни ее голос после восходящего глиссандо гармошки поднимался в высокий регистр, вокруг исчезало все. Оставался только голос, страстно зовущий нас в волшебный мир, где царят только добро и любовь. Во время повтора проигрыша, чтобы добиться наивысшего эмоционального звучания, я готов был «разорвать меха» своего инструмента», — вспоминал Магомед Азизханович.
Их в такие минуты так увлекала музыка и старинные песни, что не замечали, как в комнату тихо заходили соседи и случайно проходившие мимо по улице люди. Гости, кто как мог, устраивались слушать этот импровизированный концерт. Любовь простых людей к народным песням была искренней.
По мнению музыковедов, только художнику универсального таланта и большого сердца дано проникнуть в душевный строй других народов. Магомед Гусейнов написал для оркестра народных инструментов фантазию «Ритмы дружбы» на аварские, даргинские, лакские, лезгинские и кумыкские темы. Им также написана музыка к более 20 спектаклям национальных театров Дагестана.
Музыканту Магомеду Гусейнову, как считают коллеги, всегда было тесно в рамках одного жанра. Поиск новых идей, тем, жанров, выразительных приемов продолжался и тогда, когда он стал маститым композитором. В симфонических и инструментальных концертах, сюитах и поэмах, вокальных циклах, и произведениях для хора нашли отражение его раздумья о грешном мире, эпическая философичность и сопереживание.
Одно из лучших произведений Магомеда Гусейнова — драматическая поэма «Эмин». Несомненным ее достоинством критики считают органичное сочетание солирующих дудука и зурны, мастерски вплетенных в композицию сочинения. Композитору в этом оригинальном произведении удалось ярко и образно передать дух остро-социальных стихов классика лезгинской поэзии Етима Эмина.
На фестивале союза композиторов России «Северо-Кавказская музыкальная весна» в Нальчике в 1990 году состоялась премьера этой поэмы в исполнении оркестра Кабардино-Балкарской филармонии. Успех был ошеломляющий. Долгие овации, потом бесконечные поздравления.
В очерке о творчестве Готфрида Гасанова когда-то Магомед Гусейнов писал, что «в нашей жизни, где рядом соседствуют сказочный блеск и душераздирающая нищета, божественное милосердие и неслыханная жестокость, настоящее искусство живет вопреки логики «смутного времени». Пророческие слова. Оригинальные мелодии Магомеда Гусейнова, для которых характерна яркая образность, мелодическая щедрость, красочность гармоний и активная динамическая устремленность, получили широкую известность. Их исполняют лучшие музыкальные коллективы Москвы, Минска, Киева, Баку и других городов страны.
«Могучая тройка»
Почти два десятилетия в Комитете по телевидению и радиовещанию существовала «могучая тройка». Так коллеги называли компанию неразлучных друзей — Фатаха Курбанова, Альдера Гаджимирзоева и Магомеда Гусейнова. В коллективе дагестанского телерадиокомитета об этих незаурядных людях ходили легенды.
Бывший матрос-сигнальщик Бакинского пароходства Фатах Курбанов считался одним из самых мобильных и инициативных режиссеров телевидения. Он любил ездить в командировки хоть на край света и всегда возвращался из поездок с интересными и оригинальными материалами. За талант и беспокойный характер Фатах Ханжанович получил среди знакомых прозвище «Феллини».
Корреспондент информационной программы «Дагестан» Альдер Гаджимирзоев как никто другой, знал о проблемах села и сельского хозяйства. Он объездил всю республику, побывал почти в каждом ауле. Справки о том, сколько центнеров зерновых намолотили или сколько литров молока надоили в том или ином хозяйстве, Альдер Мирзеагаевич выдавал по памяти без каких либо шпаргалок.
Композитор Магомед Гусейнов среди коллег выделялся широкой эрудицией. Он любил классическую литературу и итальянскую живопись эпохи Барокко, неплохо знал поэзию Востока и историю Дагестана. В общении Магомед Азизханович всегда был вежлив, но отнюдь не кротким и мягким. Причем, он мог быть жестким, когда разговор шел о принципиальных вопросах – Чести и Достоинстве. Он не знал компромиссов с совестью, был благороден в жизни и в творчестве.
В начале 90-х годов меня, молодого журналиста, «могучая тройка» приняла в свою компанию. Обычно после работы в конце недели мы заходили в популярную среди творческой интеллигенции «Стекляшку» — небольшое кафе на улице Пушкина. В те годы в Махачкале было не так много мест, где можно отдохнуть. А в этой забегаловке продавали хорошее сухое вино, но всегда было шумно и нередко под столами можно было встретить «отдыхающих» после обильной трапезы поэтов и писателей.
«У этого заведения нет сертификата», — категорично сказал однажды Альдер Гаджимирзоев. В переводе на русский язык это означало, что «Стекляшку» мы заносим в черный список, так как заведение не соответствует статусу уважаемых людей. По инициативе «главного специалиста по сельскому хозяйству» на следующей неделе наша компания перебралась в продуктовый магазин на улице Громова. Знакомый Альдера Мирзеагаевича завмаг любезно нас пустил в святая святых – подсобку. Там, в центр полутемного помещения, мы выкатывали пенек, на котором в магазине, обычно, рубили мясо. Накрывали его свежей «Дагестанской правдой». На эту «скатерть-самобранку» раскладывали хлеб, докторскую колбасу, сыр и кильку в томате. Завершала этот натюрморт бутылка водки и четыре граненных стакана.
Замечу, что наши внерабочие «заседания» никогда не превращались в традиционные пьянки творческих людей. Обычно мы обсуждали ситуацию в стране, благо, президент Ельцин и депутаты Госдумы каждый день давали богатую пищу для таких разговоров. Когда политика надоедала, в разговор вступал Магомед Гусейнов. Наш друг был не только талантливым музыкантом, но также прекрасным собеседником и потрясающим рассказчиком. Именно здесь, в подсобке магазина, мы впервые услышали от него забавные, а иногда и немного грустные истории из жизни дагестанских музыкантов. Герои его рассказов не были идеальны, они взяты из гущи творческой интеллигенции и выглядели понятными, симпатичными и убедительно жизненными. Композитор, живущий среди этих чудаковатых людей, хорошо их понимал, чувствовал и любил.
В тяжелое постсоветское время неопределенности и малоденежья такие зарисовки с натуры заряжали нас бодростью и весельем. Эти истории о неунывающих музыкантах вошли в книгу «Дагестанские музыканты еще улыбаются», которая скоро была издана при поддержке друзей. Позже Магомед Гусейнов подготовил энциклопедическое издание «Дагестанские деятели музыкальной культуры ХХ века». Пять лет он по крупицам собирал сведения о тех, кто стоял у истоков профессиональной музыки, кто составляет гордость ее сегодняшнего дня.
Кажется, тогда «новоиспеченного писателя» мы между собой стали называть Гоголем. Такое прозвище он получил не только за первые уверенные шаги в литературе. Стильная прическа каре с пробором, худые щеки, крупный дерзкий нос, тонкие губы — все это делали нашего друга очень похожим на известного классика русской литературы.
В гостеприимной подсобке между тостами нередко объявлялась музыкальная пауза. Тогда Магомед Азизханович играл нам свое новое музыкальное творение. В одно мгновение он превращался в человека-оркестра: голосом, языком и губами имитировал разные музыкальные инструменты — трубу, скрипку, пианино и ударные. Энергично жестикулируя руками, композитор наигрывал сложную мелодию так убедительно, что мы заслушивались. «Гоголь» был в ударе.
Посиделки иногда завершались обсуждением новых творческих замыслов, там рождались совместные проекты. В частности, режиссер Фатах Курбанов и композитор Магомед Гусейнов стали соавторами документальных фильмов «Под небом Шахдага» и «Ритмы лезгинской эстрады», которые вошли в золотой фонд республиканского телевидения.
Шарвили
В начале 2000-х годов пытливый интерес к истории своего народа привел Магомеда Гусейнова к эпосу «Шарвили», где отражена борьба лезгинского народа с иноземными завоевателями за сохранение своей независимости, свободы и государственности. Один из самых древних героических эпосов призывает народ к сплоченности и единству. Композитор отважился на смелый шаг – решил написать оперу и продолжить традицию жанра на национальную тематику в дагестанской профессиональной музыке, заложенную еще его учителем Готфридом Гасановым.
Семь лет он с большим вдохновением работал над оперой по сюжету лезгинского народного героического эпоса «Шарвили», писал сцены, связанные с древними праздниками, где использованы забытые народные песни и мелодии.
Сидя за фортепиано, он часто мысленно возвращался в годы своего детства, в родное село Хлют. Одно из древних и красивых сел Южного Дагестана раскинулось на террасах Фалфанского отрога Главного Кавказского хребта. Из села открываются фантастические виды на долину Самура. Почти со всех сторон Хлют окружен альпийскими лугами, чарующие взгляд пестротой сочных и диковинных трав. Летом вся эта красота дополнялась пением цикад.
Вспоминал, как босоногим мальчишкой он ловил форель в речке, которая течет по центру села. Безобидная Фалфан с кристально чистой водой во время сильных дождей становилась неукротимой: жители с обоих ее берегов в ужасе наблюдали за тем, как мимо них неслись с грохотом неистовые селевые потоки, подхватывая на своем пути валуны, деревья, мосты, хозяйственные постройки. И тут же всплывали из памяти старинные песни, которые он слышал в детстве на свадьбах.
«Я рос в горах, где звучали самые чистые, самые честные народные мелодии и песни. До сих пор в моем родном селе поют песни, которые больше нигде не услышишь. Народные исполнители с высоким вдохновением поют песни, посвященные герою эпоса Шарвили. Эти истинно народные мелодии звучат пока живы их исполнители», — рассказывал Магомед Азизханович.
Лейтмотив оперы — борьба Добра со Злом. Добро олицетворяет Шарвили и простой народ, зло – иноземные завоеватели. В этой борьбе зло терпит поражение, а добро торжествует. Композитор относился к своей музыке как к миссии. Он сочинял то, что вернет людям веру в себя и даст им возможность прикоснуться к своим корням. В музыке Магомед Гусейнов вывел две дополняющие друг друга линии – героику эпическую и лирическую на фоне борьбы народов Кавказской Албании против иноземцев. Лирические страницы в основном связаны с прекрасным образом Эквер – возлюбленной Шарвили, храброй и преданной.
Опера постепенно наполнялась новыми яркими картинами. Музыка приобретала характер мужественной величавости. Боль и радость, победа и отчаяние, героизм и любовь – все переплетено в плясках, хоровых сценах, ансамблях и проникновенно-лирических эпизодах оперного действия. И все семь картин оперы объединяет народно-языковая, интонационная и смысловая метафора – знаменитая «Перизада» и сам дух античной эпохи.
«Через богатырский образ Шарвили я обращаюсь к исторической памяти наших народов, чтобы всколыхнув ее, противостоять жестоким процессам нашего времени. Мы – потомки народов Кавказской Албании, имевшие свою культуру и свою богатую историю. На фоне борьбы народов Кавказской Албании за свою независимость я старался воскресить старинные народные песни, мелодии и танцевальные ритмы в современном симфоническом обрамлении», — рассказывал Магомед Азизханович.
Оперу «Шарвили» композитор считал главным итогом своего творчества. Целеустремленность, колоссальное трудолюбие и работоспособность помогли композитору взять новую высоту. 19 апреля 2013 года в Махачкале состоялась премьера оперы. На подмостках Русского драматического театра ожила история, которая уносила зрителей в античный мир. В зале аншлаг: творческая интеллигенция, политики, бизнесмены, студенты. Все говорили, что это важнейшее событие в культурной жизни республики.
Оригинальные костюмы и красочные декорации, балетные сцены, где воскрешают античные танцевальные ритмы и хоровые сцены, насыщенные старинными народными песнями в современной симфонической интерпретации. Опера затронула слушателей яркими образами, мелодичностью, глубиной содержания и экспрессией. Спокойная и веселая, задумчивая и тревожная музыка звала на подвиг, она напоминала о древней истории родного края.
По мнению критиков, глубоко вдумчивый и талантливо одержимый заслуженный деятель искусств РФ Магомед Гусейнов смог в опере «Шарвили» объединить музыкальную культуру кавказских народов, у которых было много общего в обычаях, свадебных обрядах, праздниках и образе жизни. Автор оперы заставляет слушателей разных возрастов и поколений любить и ненавидеть, страдать и радоваться. Но главное – его музыка дает людям Надежду.
На сцене, оглушенные овациями, стояли автор оперы Магомед Гусейнов и артисты Дагестанского государственного театра оперы и балета. Шквал аплодисментов не утихал. Зрители безустали кричали: «Браво! Ура! Шарвили!». Такого оглушительного успеха подмостки Русского театра, кажется, еще не видели.
Старый друг Магомеда Гусейнова талантливый музыкант, бывший руководитель оркестра народных инструментов Гостелерадио ДАССР Георгий Ильясов, живущий нынче в США, отправил в Махачкалу лаконичную телеграмму: «Свершилась многолетняя, жизненная мечта лучшего представителя лезгинского народа Магомеда Гусейнова: он совершил подвиг, который по своей значимости ничуть не меньше, чем подвиг героя его оперы Шарвили».
В декабре 2020 года ушел из жизни талантливый музыкант и замечательный человек Магомед Азизханович Гусейнов. В своей автобиографической книге «Годы и ритмы» в начале 2000-х годов он писал: «Люди, помните! Все мы рано или поздно покинем этот мир и вновь никогда в него не вернемся. Поэтому ради своих близких и друзей, ради своего народа, частицей которого являешься и ты, оставьте о себе только добрую память и приятные воспоминания».
После себя Магомед Гусейнов оставил не только добрую память, но и более двухсот музыкальных произведений различных жанров. Его творчество, бесспорно, несомненная часть культурного кода народов Дагестана. Яркая и самобытная музыка заслуженного деятеля искусств РФ, лауреата государственных и республиканских премий Магомеда Гусейнова вошла в сокровищницу духовного наследия страны.
Алик Абдулгамидов
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.