Дмитрий Глуховский, писатель
Говорят, гражданское общество в России празднует первую свою победу. Ивана Голунова удалось вырвать из челюстей гидры, которая знаменита своей мертвой хваткой. Достать его из внутренних органов еще даже необваренным желудочным соком. Раньше гидра челюстей не разжимала, догладывала любых — виноватых и невинных, догладывала просто потому, что так устроена, что вся построена вокруг своей святой привилегии жрать живых людей и никогда никому не могла позволить в этом своем праве усомниться.
А тут что-то случилось. Мгновенная мобилизация десятков тысяч людей и сотен селебритиз, единодушие, с которым освободить Голунова призывали Людмила Улицкая и Тина Канделаки, Лев Рубинштейн и Иван Ургант, для России оказались беспрецедентны. Дело было не только в том, что система решила раздавить отчаянного журналиста-расследователя — она уже и таких, и не таких давила — и ничего; дело оказалось еще и в том, что на место Голунова себя может поставить любой.
Потому что любому в нашей стране можно подкинуть пакет чего угодно, к любому можно ворваться в дом в его отсутствие и развернуть там декорацию нарколаборатории для кинохитов от режиссеров из МВД и ФСБ. Любого можно отправить на семь лет в тюрьму, а можно и на двадцать. Но то, что таким способом расправились с ярким журналистом, означало, что расправиться так можно с каждым.
Нас сплотил не только праведный гнев, нас сплотил страх. Сплотило острое ощущение абсолютного бесправия и ощущение того, что если смолчим и сейчас, завтра придут именно к нам. К нам — это к тебе и ко мне.
В России проживают два сорта людей: «маленькие люди» и «большие». «Маленький человек» это тот, кому, случись с ним что, звонить некому. «Маленький человек» в любом столкновении с властью или просто обслуживающими ее и прислуживающими ей «большими людьми» будет неизбежно уничтожен. Маленьких людей подавляющее большинство, но «больших» они никогда не перевесят, потому что весят как воздух, а стоят как дерьмо.
Наша главная беда — не несвобода; наша главная беда — бесправие. Ничтожность человека, его незащищенность.
Бесполезность и обреченность борьбы за себя, за свое человеческое достоинство, за свои права. И из-за этого — нулевое человеческое достоинство. И из-за этого — нулевая ценность человеческой жизни.
Счастливое разрешение драмы Ивана Голунова это вовсе не торжество справедливости. Это, как всегда и бывает у нас, торжество политической целесообразности.
Именно лавинообразная мобилизация гражданского общества и поддержка неформальных элит (прежде всего так и не объезженных пока звезд ютуба) заставили гидру сначала имитировать согласие с протестом (говорящими головами Ирады Зейналовой, Маргариты Симоньян и Валентины Матвиенко), а потом нехотя срыгнуть заглоченное. Было принято решение не раскачивать лодку — может быть, потому что народные страх и ненависть по отношению к органам могут стать в нашей стране действительно мощными катализаторами политических перемен.
Но выходит так, что Голунова отпустили, потому что ему в конечном итоге было кому звонить — пусть и не знакомому прокурору, а Оксимирону, Улицкой, Фейсу, Рубинштейну и Дудю. Познеру, Бондарчуку и Урганту.
А десяткам тысяч человек, отбывающих многолетние сроки по подложным обвинениям, звонить было некому, и гражданскому обществу их приговоры глаза не мозолили. До Голунова как-то не было ощущения, что это может случиться с каждым. До Голунова не было — а теперь есть.
Но это ощущение скоро пройдет, забудется — вместо него останется приятный шлейф легко одержанной победы. Слетят несколько генеральских голов, будут брошены требующей крови толпе. И снова будет казаться, что с нами-то такого точно больше не случится. После Голунова — нет. Да, четверть всех осужденных в России все еще отбывают наказание по 228 статье, но об этом снова можно будет не думать. Или думать, что дыма без огня не бывает, если посадили, значит, было за что. Потому что думать так — спокойнее.
Потому что и от страха, и от героизма быстро утомляешься.
На месте отрубленных голов вырастут новые. Потому что гидра так устроена. Оправится и будет жрать дальше. Усвоив урок и выбирая себе на этот раз людей поменьше. Нас. Нас — это тебя и меня.
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.