Современники называют его легендой диссидентского движения. Уникальный мыслитель, личность огромной внутренней культуры и неукротимого духа. Человек, далеко опередивший свое время. Одни его сравнивают с Дон Кихотом. Другие называют его Рыцарем свободы и справедливости, истины и чести.
В поисках глубокой истины
В конце января 1980 года бывший старший преподаватель кафедры высшей математики Дагестанского политехнического института Вазиф Мейланов стал героем международных новостей. Би-Би-Си сообщила о его задержании сотрудниками КГБ. « … В городе Махачкале, в Дагестане, был арестован человек, который пытался публично протестовать против высылки академика Сахарова. В пятницу, 25 января, Вазиф Мейланов вышел на улицу перед зданием Дагестанского обкома КПСС, держа в руках плакат со словами протеста. Мейланова сразу же арестовали и увезли в неизвестном направлении. На его квартире, как сообщают, был произведен обыск…» — передал из Москвы корреспондент Би-Би-Си Кевин Кейн.
Будучи талантливым математиком (блестяще окончил мехмат и аспирантуру МГУ), он мог сделать успешную карьеру и жить себе, как многие, спокойно. Но пытливый ум, поиски истины привели Мейланова к убеждению, что жизнь советского государства нужно строить по другим принципам: «Я хочу построения такого общества, где каждый для себя может определять и степень свободы, и то, как ею распоряжаться».
Прививку инакомыслия Вазиф Мейланов получил еще в студенческие годы. Говорят, его знакомство с самиздатовской литературой, машинописным информационным бюллетенем правозащитников «Хроника текущих событий» и зарубежными «голосами» произошло, когда учился на мехмате Московского госуниверситета. Тогда на старших курсах мехмата Вазиф уже был популярен в молодежной среде не только как талантливый математик, но и как философ, имеющий нестандартные взгляды на жизнь. Он отличался пытливым умом, ничего не воспринимал на веру. Однокурсники вспоминали, как на 5 курсе к Мейланову подошла делегация студентов 1 курса с предложением прочитать им лекцию: «Говорят у вас своя философия…». Зал был переполнен любопытствующими. Вазиф свое выступление неожиданно начал с вопроса — «Умеем ли мы любить?». Начав с темы любви, с умения чувствовать природу, он прочитал стихотворение древнегреческой поэтессы Праксиллы и привел некоторые места из «Зеленых холмов Африки» Хемингуэя. Конечно же, лекцию он посвятил не только теме любви. Он озвучил свой главный тезис о необходимости каждому участвовать в политике. Иначе, по его мнению, ученый превращается в Архимеда из анекдота: рушится мир, враги штурмуют остров, а он погружен в занятия кривыми, и только одна просьба — «не тронь моих чертежей». И солдат, восхищенный такой преданностью науке, разваливает Архимеду голову…
Его студенты спросили: «Что значит заниматься политикой, как это можно делать?» Мейланов заявил, что для каждого человека политика, занятие политикой – это, прежде всего, осведомленность. Встречать во всеоружии событие истории, политическое событие, каждый новый шаг правительственных чиновников. Надо за красивыми словами попытаться найти правду и не смотреть на жизнь через розовые очки.
Репутацию «антисоветчика» Вазиф Мейланов окончательно завоевал в Дагестанском политехническом институте, где преподавал высшую математику. Студентов он учил не только дифференциальным и интегральным исчислениям, теории множеств и теории вероятностей, элементам математической статистики и математического анализа. Вазиф Сиражутдинович в аудитории открыто обсуждал политику партии и правительства, не скрывал свое критическое отношение к социализму и действиям властей. Обвинял в лицемерии партократов. Дискуссии нередко продолжались и на футбольном поле, где после занятий он азартно играл со студентами.
Мейланов с карандашом в руках изучал труды Маркса, Ленина, Платона, Сорокина и других философов. Как он позже напишет, был уже готов к быстротечным схваткам с историей, к действиям в особом поле, когда «все плывет в радостном опьянении»: «Я был готов стоять насмерть против насильников, против растлителей, приучавших людей бояться говорить, бояться думать». Он давал знакомым читать запрещенные в стране книги русских писателей. Он открыто выступал в защиту диссидентов, требовал от властей освободить политзаключенных Орлова и Щаранского. Писал, что уголовное преследование правозащитников – это репрессии за их общественную деятельность, за неформальный надзор за деятельностью государственных органов. «Я протестую против нарушения гласности в процессах Орлова и Щаранского. В делах такой важности гласность обеспечивалось бы только предоставлением Дворца спорта под зал заседаний и прямой трансляцией суда по Центральному телевидению», — заявлял он в письмах в Президиум Верховного Совета СССР и главному редактору газеты «Известия».
В 1977-м году Мейланов написал философско-политическую работу «Заметки на полях советских газет», в которой единственным средством спасения общества назвал создание в стране структур свободы слова и печати, автор также настаивал на отмене так называемых «диссидентских» статей УК РСФСР — 70 (Призывы к насильственному изменению конституционного строя) и 190-1 (Распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй). По этим статьям в стране преследовали инакомыслящих.
С пороками системы он боролся с открытым забралом. На каждой странице машинописного текста своей книги он ставил подпись и фамилию. Труд Мейланова пользовался популярностью среди единомышленников. Руководство института, конечно же, было информировано о крамольных поступках преподавателя-вольнодумца. Летом 1978 года Ученый совет политехнического института не переизбрал Вазифа Мейланова на должность преподавателя института на новый пятилетний срок, как было написано в протоколе, за «противопоставление себя коллективу и нанесение ущерба коммунистическому воспитанию молодежи».
По сути, получив волчий билет в институте, математик Мейланов вынужден искать работу на стороне. Даже в школах не нашли вакансии по специальности. Теперь его могли привлечь к уголовной ответственности за тунеядство. В стране нередко антисоветчиков изолировали от общества по этой статье. Но Мейланову повезло. Последние два года перед арестом он работал бетонщиком 5-го разряда в передвижной механизированной колонне No10 и в специальной передвижной механизированной колонне No18. И продолжал свою политическую деятельность.
Одиночный пикет
В конце января 1980 года власти страны выселили из Москвы советского физика-теоретика, академика АН СССР, одного из создателей первой советской водородной бомбы Андрея Сахарова. С1960-х годов трижды Герой Социалистического труда стал все чаще вмешиваться «не в свои» дела. Выступал против законов, дающих властям возможность «более массового преследования за убеждения и информационную деятельность», против принудительного лечения в психиатрических больницах. Президиум Верховного Совета СССР принял указы об административной высылке Андрея Сахарова из Москвы и проживании его под надзором КГБ.
Целый день дикторы Центрального телевидения и Всесоюзного радио читали эти Указы. Мейланов слушал и возмущался: против Сахарова уголовное дело не заведено, никаких судебных решений относительно лауреата Нобелевской премии мира не приняты. Он решил организовать акцию протеста против произвола советских властей. Он давно считал для себя важным принцип: «что говоришь – сделай».
25 января 1980 года. Пятница. Полдень. Вазиф Мейланов вышел на центральную площадь Махачкалы. Накануне он в магазине Военторга купил баночку с гуашью, кисточку и большой плакат, посвященный Конституции СССР. Вечером дома он разложил плакат лицом вниз на письменном столе и стал аккуратно выводить на его оборотной стороне очень важные для себя предложения, которые два дня обдумывал, но, по сути, были итогом его почти сорокалетней жизни. Свой транспарант он специально решил изготовить на официальном тексте Конституции СССР, декларирующем каждому гражданину страны право на свободу слова, право на выражение своего мнения, право на участие в политической жизни страны. Он хотел проверить истинность постулатов Основного Закона страны.
День был зимний, но не прохладный — всего около 2 градуса мороза. На площади гуляли полтора десятка горожан. Мейланов встал перед входом в здание обкома КПСС и развернул свой транспарант, на котором крупно было выведено: «Протестую против преследования акад. А.Сахарова. С идеями должно бороться идеями, а не милицией. Сахаровы нужны народу – они осуществляют истинный, неформальный контроль общества над государственными органами. Все беды этой страны от отсутствия свободы слова. Боритесь за свободу слова для идейных оппонентов коммунизма — это и будет вашей борьбой за свободу слова».
Несколько человек подошли, с опаской прочитали и молча пошли дальше. Один, оглядываясь по сторонам, полушепотом спросил: «А милиция не арестует?».
Семнадцать минут Мейланов простоял с плакатом на центральной площади Махачкалы под окнами Обкома КПСС. Скоро подошли трое вежливых людей, предъявили удостоверения работников горкома партии и предложили зайти в горком «побеседовать по существу поднятых в плакате вопросов». Мейланов заявил сотрудникам КГБ (он не сомневался, что вежливые люди — гэбэшники): «Этим выступлением я оставляю за собой право не соглашаться с Сахаровым и не оставляю за властями право не давать ему говорить. Я добываюсь установления в стране свободы слова, возможности высказаться и быть услышанным каждому».
Позже он следователю заявил, что свой выход на площадь с плакатом считает актом зрелого гражданского сознания, поступок вызван желанием служить справедливости: «Я выразил протест против решения правительства о выселке А. Д. Сахарова из Москвы. Мотивы? Я считаю, что за идеи нельзя карать административно. С идеями надо бороться идеями… Мои действия продиктованы заботой и тревогой о путях развития моей страны».
Мейланов отказался подписать протоколы допросов, чтобы «не придавать видимости законности преступлениям государства». На суде он заявил: «Уголовный суд не правомочен судить книги. Суд над книгой может твориться только в уме и сердце читателя, склонившегося над книгой, и приговором его может только: «Да, с этим я согласен» или «А вот тут автор меня не убедил…»». Он заявил отвод суду: «Я вас считаю не судом, а президиумом встречи некоммунистического мыслителя с общественностью: ведь в этой стране некоммунистический мыслитель может встретиться с общественностью только на своем суде. Я буду говорить только для сидящих в зале».
2 декабря 1980 года Верховный суд ДАССР приговорил Вазифа Мейланова к 7 годам лагеря строгого режима и к 2-м годам ссылки — «за написание и распространение работы «Заметки на полях советских газет», за выход на площадь с плакатом в поддержку академика Сахаров и за распространение книг «Окаянные дни» И.Бунина, «Некрополь» В.Ходасевича, «Жизнь Сологдина» Д.Панина. Суд, по сути, за одиночный пикет лишил человека свободы на девять лет. На суде в последнем слове он заявил, что не считает для себя возможным в советской стране быть только ученым: «Ученого я уподобляю оружейнику, всю жизнь точащему меч, но никогда не доводящему дела до его применения. Я ученый и солдат, я сам выковал свой меч и сам сейчас его применяю».
Ему предлагали написать кассацию на «приговор». Мейланов заявил, что «не признавая советское государство правовым, объявляя подчиненный партии суд преступным, я не считаю возможным обращаться к нему как к правовому органу».
Осужденного Мейланова этапировали в ИТК для особо опасных государственных преступников «Пермь-35». В знак протеста против принудительности лагерного труда, противоречащей статусу политзаключенных, он с первого же дня отказался работать и требовал установления принципа добровольности участия в трудовой деятельности: « Я не раб. Пока работа в колонии принудительная, я не буду работать». В заявлениях на имя начальника учреждения он обращается к «мучителям и истязателям, палачам и низам человечества»: «Долой палаческую коммунистическую администрацию! Долой режим зажимания ртов! Долой новое коммунистическое общество, в котором благородство преследуется по закону!»
Его сажали в ШИЗО, где только через сутки кормили баландой, он дважды был доведён до дистрофии, его помещали в тюремную больницу, но из неё опять переводили в ШИЗО или в карцер. Около двух лет (506 дней) он провел в одиночной камере, но согласия на работу у заключённого Вазифа Мейланова выбить так и не удалось. Он отказался «исправится». Позже Мейланов вспоминал: «Были вещи со мной несовместимые: я не мог заниматься принудительным трудом, и я не мог брать руки за спину. Машина насилия сразу вышла на максимум и так на нем и осталась: ко мне непрерывно применялась высшая мера наказания, установленная для «нарушителей режима содержания» — карцер, штрафной изолятор, строгий тюремный режим. Палачи морили меня голодом до последней минуты моего пребывания в заключении».
Его здоровье было подорвано, но тюремщикам не удалось сломить упрямого политзаключенного. Содержание характеристик, актов о нарушении режима, постановлений о помещении в ШИЗО (или карцер) из личного дела заключённого Вазифа Мейланова весь срок остаётся неизменным: «отказывается от работы», «отказывается брать руки за спину», «отказывается пришивать нагрудный знак установленного образца», «допускает антисоветские высказывания», «злостно не желает становиться на путь исправления».
Известный советский диссидент Натан Щаранский, который отбывал свой срок вместе с дагестанцем, позже писал: «В политических зонах было немало стойких диссидентов, но даже на их фоне Мейланов выделялся своим непоколебимым упорством».
В тюрьме Мейланов напишет: «Классическая русская литература XIX — начала XX века, на которой я воспитался, которую любил и люблю, вдохновила меня на преодоление ее излюбленного героя — рефлектирующего интеллигента, вроде бы все понимающего (а вот и не все!), но бессильного победить свое время, общество, обстоятельства».
В январе 1987 года на волне перестройки и гласности власти предложили Мейланову, в числе других, в обмен на письменные заверения соблюдать существующие сейчас в стране законы, освобождение. Однако он не согласился, поскольку расценил это как попытку украсть у диссидентов их победу над советской властью: « Горбачевым-Чебриковым нужно было побыстрее сломить заключенных, продолжавших противостоять палаческому режиму, чтобы «на мировой арене», «за столом переговоров» с рейганами сказать: «Теперь у нашего режима нет противников».
Другое небо Вазифа Мейланова
С приходом к власти Горбачева условия содержания в карцере и ШИЗО ужесточились, пытки, по словам Мейланова, достигли максимума. Все политические заключённые написали заявления, в которых они обязывались соблюдать советские законы, и их досрочно освободили. Вазиф Мейланов отказался просить помилование у властей и заявил: «Когда бы ни настал день и час моего освобождения, я буду нарушать советские законы – статьи 70 и 190-1 УК РСФСР. Требую исключения их из кодекса».
Политзаключенного Мейланова этапировали в Махачкалу и продолжали на него давить. Привозили в СИЗО старых родителей, чтобы они уговорили сына написать покаянное письмо Горбачеву, месяцами сокамерники убеждали его в необходимости такого шага. Но Мейланов не сдавался и не терял в застенках чувство юмора. Позже он рассказывал, что часто к нему заходил прокурор Сабир Кехлеров; «На одной из встреч он дал мне номер «Московских новостей» со статьей Лена Карпинского «Нелепо мяться перед открытой дверью». Прокурор очень просил меня прочесть эту статью и перестать мяться перед открытой дверью. В камере я прочитал статью и попросил своего сокамерника: «Витя, проверь-ка: дверь не открыта ль?». Оказалось, нет. Я расхохотался. Оказалось, что не такая уж она и открытая — эта дверь. Выйти через нее можно было только на условиях».
Вазифа Мейланова освободили самым последним из политзаключенных страны – 25 декабря 1988 года. Он так и не раскаялся перед государством. Он даже формально не признал, что находился в тюрьме на законных основаниях. «Я сделал то, что всегда мечтал сделать: я устоял против насилия и тем изменил мир», — писал он из тюрьмы. Семь с половиной лет заключения и полтора года ссылки Вазиф Мейланов выдерживает давление государственной карательной машины и выходит из этого противостояния несломленным. Он оставался свободным в условиях абсолютной несвободы и показал, что машина насилия ломается и выходит из строя из-за одного только человека, который отказался признавать насилие как аргумент. Мейланов вышел на свободу победителем.
Вернувшись из ссылки в Махачкалу, Вазиф Мейланов пытается найти работу по специальности – преподавателя математики, но система не принимает тех, кто не желает в неё встраиваться. Власти Дагестана панически боялись Мейланова. На его фоне республиканские чиновники смотрелись мелкими корыстолюбцами и жуликами. Его мысли и предложения противоречили их интересам и планам, Но в открытую против Мейланова выступать никто из республиканских чиновников не рисковал, вели с ним бюрократическую войну. Они снова лишили его возможности работать по специальности. Во дворе была перестройка, но старые партийные кадры по-прежнему были при власти и жили по законам тоталитарного государства.
«Сейчас модно радоваться, что наконец-то пришли времена, когда официально разрешено думать и говорить, обладать человеческим достоинством и не участвовать в единодушной поддержке и горячем одобрении. Но времена не приходят сами. Их приходится брать за руку и приводить. Мне было суждено взять за руку и привести новое время», — писал Мейланов 2 января 1989 года ректору Дагестанского политехнического института в заявлении о своем желании восстановиться на работе. Через полмесяца из института ответили, что «в связи с отсутствием вакантных мест и учебной нагрузки по Вашей специальности удовлетворить Вашу просьбу о трудоустройстве не представляется возможным». Он обратился с письменным требованием предоставить работу по специальности в отдел народного образования, напомнив чиновникам, что по Конституции СССР «каждому гражданину гарантируется право на работу в избранной им сфере общественно-полезной деятельности». Но опять получил вежливый отказ. «Корпорации государственных воров и грабителей смерти тождественно взять меня на работу. Ибо понимают, что я разрушу им весь процесс выработки антилюдей, порушу систему взяток и услуг за услуги», — так комментировал он проблемы со своим трудоустройством.
К своим мучителям и оппонентам Вазиф Сиражудинович относился снисходительно, считал, что они – жертвы системы: «Да, я за то, чтобы все те, кого я считаю преступниками, получили — ПО СУДУ — положенное им. Но всего важнее мне пустить на слом саму машину, штампующую кехлеровых». Суд, имеющий целью разобраться в происшедшем, быть человечным и с преступниками, выслушать, понять и воздать им за преступления против самой идеи человека, — такой суд, по его мнению, созидает: «Закон только тогда закон, когда он применим и применяем ко всем».
После провала путча ГКЧП в августе 1991 года власть в регионах рухнула. Силовые структуры были дезориентированы. Восторженные толпы людей выходили на улицы городов праздновать падение режима. В Махачкале в те дни группа маргиналов направилась к КГБ республики, чтобы призвать к ответу «душителей свободы». Около 40 человек устроили перед входом в здание ведомства митинг. Был велик риск неконтролируемого и страшного по своим последствиям насилия. Если бы кто-то в толпе в тот момент крикнул, что надо взять здание КГБ, то неминуемо появились бы жертвы. Чекисты забаррикадировались внутри. В здании КГБ в это время сотрудникам раздавали оружие, там готовились к отражению штурма.
На пути возбужденной толпы тогда встал Вазиф Мейланов. Он остановил людей, попытался им объяснить, что «из рухнувшего дома не все следует выбрасывать — целые, хорошие кирпичи, целые балки и т. п. пойдут и на строительство нового дома, а каждый ценный, полезный работник старого правительства должен быть сохранен». По его мнению, демократическое государство не может существовать без органов принуждения: «Если общество не поддерживает тех, кто сегодня в России обеспечивает порядок, то и демократического порядка и демократической законности не будет, а значит, не будет и демократии».
«Вазиф, тебя же эта власть преследовала, а палачи из КГБ упрятали в тюрьму. Так почему ты их защищаешь?» — кричат из толпы. А Мейланов, раскинув руки, стоит в дверях КГБ. Он спокойно и терпеливо, как учитель нашкодившим ученикам, продолжает рассказывать возбужденным людям, что преобразования в Дагестане необходимо провести так, чтобы гарантировать смену нынешней власти на лучшее и не дать — в ходе смены власти — Дагестану свалиться в штопор. «Вот скульптор: он бьет по камню, но его задача не расколоть камень, а изваять из него задуманное. Я бил по коммунистическому режиму, но я не хочу бить по Дагестану, по его народу. Мои удары могут расколоть плиту, из которой я хочу изваять демократический Дагестан. Я увидел, что реальна смена власти не только на лучшую, но и на худшую. Но в лучшее состояние можно прийти только законным путем, а сегодня немало тех, в ком сидит большевистский принцип: им неважно как — лишь бы свалить нынешнюю власть».
Люди успокоились, замолчали. Мейланов сделал шаг вперед и, обращаясь к ним, спросил: «Простите, а те, кто сейчас громче всех кричит (когда разрешено кричать) — они, что, будут лучшей властью, чем нынешняя?!».
После падения коммунистической идеологии люди остались без ориентиров, опорных идей, ясных понятий для осмысления каждодневных проблем и текущей жизни. Мейланов считал своей целью дать современному человеку мировоззрение, то есть понятия и идеи, исходя из которых, он мог бы думать и действовать. В начале 90-х годов Мейланов возглавляет Союз демократических сил Дагестана, потом движение Демократический Дагестан, но вскоре выходит из всех партий и движений. Мейланов разочаровался в новой власти России, называл Гайдара, Чубайса и их соратников «демократическими говорунами»: «Новые большевики, новые учителя человечества — боннэр, ковалевы, григорьянцы, новодворские, старовойтовы, юшенковы, гинзбурги, шустеры, тольцы сегодня разрушают свободу слова, не давая слышать своих идейных противников». Он говорил, что толпу превращает в гражданское общество умение слушать всех, в том числе умение оценить правоту одного — идущего против всех.
В дальнейшем он посвятил себя тому, что сам называл «частной политикой». «Частная политика» вылилась в его многочисленные встречи с жителями республики.
Мейланов занялся просвещением общества, обучением дагестанцев политической грамоте. В 90-е годы он продает свою квартиру и издает на эти средства газету «Взгляд» и авторскую газету «Другое небо», где обсуждались актуальные проблемы республики. Вышла в свет его книга «Опыт частной политической деятельности в России». В ней опубликованы не только работы, написанные еще в заключении («Разоружение и уголовные кодексы», «Говорю с коммунистами»), но и работы последних десяти лет («Анализ чеченского кризиса», «Ложные стереотипы российской демократии»).
Мейланов был убежден, что «демократическое общество спасается умом и энергией каждого члена общества». Он считал самыми главными принципами в работе власти установление в стране качественных законов и решение всех проблем и конфликтов на основе обсуждения и убеждения. Независимый политик выступал в парламенте, на телевидении, собраниях разных общественных организаций, разъяснял свою позицию по актуальным вопросам. Как человек неравнодушный, искренний и честный, он открыто излагал свои взгляды. Его выступления всегда отличались ясными аргументами, железной логикой и мужеством.
Дагестан в начале 90-х годов кипел нешуточными страстями, назревали события, грозившие катастрофой. Одни ратовали за национальную демократию, другие хотели строить исламскую республику. Мейланов тогда был единственным человеком, который на националистических митингах и на исламских конференциях противостоял и националистам, и радикалам.
Математик, философ, правозащитник, общественный деятель и публицист — он всегда был в эпицентре событий. Выступая на многотысячном митинге под Хасавюртом, Мейланов заявил, что «… суверенитет и свобода — вещи разные». По его словам, принятие декларации о суверенитете даст старт процессу дестабилизации в Дагестане и неизбежно обернется воцарением стабильного режима уголовной диктатуры. «Новая Россия — корабль, Дагестан — один из отсеков корабля. Пока мы на корабле — действует многоступенчатая структура власти, а переход к суверенитету — это выход в суверенное плавание на отдельном баркасе. Так вот: как начнем садиться в баркас, так сразу встанет вопрос — кому садиться на весла, а кому на руль. А общего ответа у сегодняшнего Дагестана на этот вопрос нет, а общего мнения на то, куда рулить у сегодняшнего Дагестана тоже нет», — объяснял он свою позицию митингующим. Решение проблем Дагестана, по мнению Мейланова, будет достигнуто не войной национальных фронтов, а созданием демократических структур, безразличных к национальному признаку. Он говорил, что нужно мужество, чтобы политические проблемы решать в политической плоскости, а не уходить от опасностей политической борьбы в национальную плоскость: «Националисты, беря основным понятием нацию, порождают отчуждение наций друг от друга, за этим, неизбежно, придут и ненависть, и кровь».
В его политических оценках никогда не было и тени конъюнктурщины. Он говорил, что предпочитает оставаться с истиной, а не с аплодисментами. Беспредельная интеллигентность и бесстрашие выделяли его среди других политиков. В те годы в Дагестане активизировались экстремистские элементы, они пропагандировали идеи исламской республики, угрожали своим противникам расправой. Но Вазиф Мейланов один поехал в Губден на их конференцию и вступил с горячими головами в дискуссию: «… Я противник самой идеи исламской республики… Исламская республика — это теократическое, т.е. тоталитарное государство. Это государство, в котором заставляют думать так и верить так. Но с нас хватит тоталитарных режимов. Один режим насильственной веры и насильственной мысли мы уже пережили. Я считаю крайне опасным из одной болезни — коммунистической — впадать в другую болезнь — насильственный исламизм. Насилие все обращает во зло. А надо жить так: я насильно никому не навязываю своего, но и мои взгляды, и мою мораль насилием не изменить».
Агрессивная аудитория зашумела. Терпеливо выдержав паузу, Мейланов спокойным голосом продолжил: «Здесь один из ораторов спрашивал, для чего Аллах создал вас, людей. Мне кажется, я могу ответить на этот вопрос. Я бы одной из целей нашего существования назвал соблюдение моральных заповедей, творение добра».
Семь лет назад ушел от нас Вазиф Сиражутдинович Мейланов. Человек, бросивший вызов тоталитарной системе, до конца жизни оставался верным идеалам свободы, справедливости и чести. Он любил Дагестан, хотел, чтобы мы жили в свободной, демократической и процветающей республике, построенной на разумных началах. Мейланов говорил, что мало сменить экономику и политику: «нам надо сменить мораль, другими глазами увидеть мир, мы должны начать жить под другим небом, в другом мире».
В марте 1999 года, помню, состоялось программное выступление Мейланова по республиканскому телевидению о судьбе Дагестана. Это, кажется, было последнее его встреча с телезрителями: после власти закрыли независимому политику дорогу на ГТРК. Тогда, перед очередными выборами, он призвал дагестанцев освободиться от чиновников и депутатов, обкрадывающих народ: «Нынешний наш строй я называю уголовно-демократическим: демократическая процедура используется народом для приведения к власти людей его обкрадывающих и этим ведущих народ к голоду. Я десять лет призываю вас изменить ваш выбор – выбирать в парламент людей испытанной честности. Я не добавляю «и испытанной воли», потому что честность в нашем обществе требует железной воли. Сегодня многими избирателями честность не считается главным достоинством человека власти, сегодня многими главным достоинством считается богатство, пусть и нечестно нажитое. Вам все равно придется поставить честность главным достоинством, вопрос только в том какую цену придется вам и вашим детям заплатить за это понимание».
Власть, обкрадывающая народ, — причина всех бед республики. А очистить, объединить и укрепить Дагестан, как говорил выдающийся политик, могут только умные и испытанной честности политики. Эти слова по-прежнему актуальны для нашего общества, сегодня они звучат как завещание великого дагестанца Вазифа Сиражутдиновича Мейланова нам — дагестанцам.
Алик Абдулгамидов
Для отправки комментария необходимо войти на сайт.